Архив рубрики «Тетрадь на подоконнике»
9
Готовить было совершенно лень и я сбегал в пельменную напротив. Там можно было взять готовые пельмени на вынос. В парадном сидели какие-то синяки, на подоконнике стояли бутылки с тройным одеколоном. -Слышь, у тя ничего нет на зуб,- спросил один, глядя на пакет, из которого шел волшебный пельменный дух. Я отложил им закусь, они в благодарность предложили тяпнуть. Странная штука память. Тройной одеколон- это был запах детства. Одна из моих бабушек протирала им зеркала в комнате. Это был запах дома, уюта, уборки. Как же я мог пить память? Я отказался, они не очень-то и настаивали. Поедая пельмени, сидя в комнате на диване, я потянулся за запахом тройного в прошлое… Апраксин переулок был родным домом. Там жили мои пра-, мои бабушки и дедушки, мама.
-Да, знаю я. -В том-то и дело, что ты знаешь, а надо чувствовать. Ты никогда не задумывался над тем, что мы говорим? Вот, например- въехать. Я не въезжаю. То есть я не понял, не ощутил. Въехать- проникнуть на чем-то, с помощью чего-то. С помощью ощущений. Познать можно и снаружи, не углубляясь. Да, это будут неглубокие знания, но они будут. Понять поверхностно не получится. Надо въехать, углубиться. Лиана хитро посмотрела на меня:-Я что-то разговорилась, она откинулась на подушку,-вот, женщину понять нельзя, в нее можно только въехать.
8
-А поза эмбриона это плохо?, спросил я. -Потом, расскажу, бегу. И исчезла. Я еще повалялся. Болеть все-таки иногда хорошо. На работу мне надо было. Я ходил туда на сутки через трое- дежурный электрик в Эрмитаже. Под одеялом что-то мешало -на месте Лианы лежала тетрадь, я взял ее.
«Ему снилось лазурное, сверкающее небо с низкими белыми облаками. Заснеженные холмы внизу, над которыми он пролетал, нежась в теплых лучах заходящего солнца. В нем плескалось ощущение бесконечности мира, океана жизни, в котором он был каплей. Но каплей, в которой тоже что-то живет и общается с остальными.»
«Сухость липкого одиночества. Так горит, потрескивая, свечка, отбрасывая причудливые образы пламени на стены комнаты, чувственно отзываясь на малейшее движение воздуха. Самосжигаясь, образуя расплавленным телом ступени. Для кого и куда ?»
«Нежный тоннель убаюкивающих глаз. Обволакивающее тепло рук. Покой губ. Ночь укачивает на подушке облаков, проплывающих в коридоре звезд.»
«Недолеченные болезни, как гештальты. Или наоборот. Причем, обострение наступает именно в тот момент, когда этого меньше всего ожидаешь, а значит и бьет больнее. Сойти с трассы и лечить- упустишь время, которое никогда уже не повториться. Махнуть рукой , оттянуть эту вынужденную остановку, но тогда м.б. на трассу уже не вернешься- поломка окажется слишком серьезна.»
«Мучения от невостребованности. Многие поьзуются этим. Нужна эмоциональная теплота, обращаются по делу, но человек принимает это за личное общение, со всеми вытекающими…, часто осознавая этот обман, но продолжая обманывать сам себя. Используется эмоциональный голод одного- для корысти, другого- для секса. Это хуже, чем просто незаплатить за выполненную работу.»
«Возненавидеть твое тело. Сжечь дотла поцелуем, медленно и до последней клеточки. Так горит костер в ночи. То чуть виднеются бордовые угли. Мягко касаясь губами. То загорается хворост. Покусывая и проникая кончиком языка. То взметнется огонь с бурей искр в бездонное, черное небо. Руками пытаясь пролететь над каждой точкой и не найдя им места, в порыве, смять эту податливую глину . И снова пытаться лепить что-то в вечность.»
«Глаза — закрыты. И все же — глаза в глаза! И забыто «было» и «будет». Высокий полет в спускающемся лифте. Двое из разных потоков времени, соединяющиеся в воронке времени. Теплая смерть для жизни. Ночной миксер, взбивающий пьяный безалкогольный коктейль душ и тел. Кофе гляссе для двоих. Укачивающая усталость.»
«Звезды, звезды, звезды. Одиночество неразделенной страсти во сне. Поиск противоположности. Полет в глубину. Поза Айсидоры Дункан в безмолвном крике балета. Постель желаний.»
«Все чаще, отвечая на вопрос Гамлета, хочется выбрать первый вариант- без снов. Желание Женщины, так шокирующее окружающих- ничто иное, как- желание пассивного отдыха, покоя, а значит- смерти. И это не сексуальный депрессняк и не суицид, а- пауза. Возобновившаяся реакция на эмоциональном уровне- это ослабление защиты- усталость. Усталость от постоянного страха…потерять работу, которая и дом, и любовница, страха одиночества- нелюбви (к себе и к кому-то). Желание влюбиться возникает именно как разумное желание для, может быть, последнего ощущения полета, взрыва чувств. Бабье лето. Уголек в кармане- или потухнет, остынет, или прожжет карман, но, в любом случае- не согреет. Поиски » новой любви «, » нового счастья » не приносят ничего, кроме новых разочарований, т.к. ведутся в той же плоскости. Коза ( или козел) на лугу- выеденный круг цветов (из службы знакомств). Удлинняем веревку- новая трава, но опять заканчивается, да и пейзаж по кругу- тот же.»
«Нашла меня тут одноклассница. здорово, говорит, что ты нашелся, а то все были уверены, что ты умер. С моста упал. Ну, говорит, примета хорошая- долго жить будешь. А сижу, вот, и думаю, а долго жить разве это хорошо?»
7
-Я тебя разбудил? Извини. А ты уже ничего выглядишь, был хуже. Я тут мед принес и прополис. Ну, мне на тренировку, — сказал Шура, допивая чай. Все, пока, с Богом. И умчался. С Богом…это было обычное пожелание. Фанатично верующих среди тут не было. Но ходили в церковь по праздникам обязательно и когда душа тянет. Это было естественно,хотя и крещеными были не все. При всем при том, как я уже говорил, окружение занималось йогой, утопало в дзен-буддизме и т.п. -Да,- сунул голову в дверь Шура,- тебе привет от Егора. Ты на Пасху-то идешь? И не дожидаясь ответа, удрал. Я опять попытался повернуться к Лиане. Диван ответил скрипом. -Да-а-а, здорово ты простыл. Это пока с Аленой по дождю за гитарой ходил, с какой-то укоризной сказала Лиана, открывая глаза,- тут с тобой все возились. Шура приходил, звонили все. -Шуру я видел, он только что ушел. А ты…,- и я запнулся. Потому что сказать и спросить надо было много, а как, я пока не придумал, и смог только по-дурацки продолжить,-(как я ходил за гитарой)Ревнуешь? -Я бы так это не назвала. Ты ж знаешь. я за свободную любовь. -А бывает иная?,- удивился я. -И тут ты прав,- рассмеялась Лиана,- другой и быть не может, но толпе нравится именно это название.
Про свободную любовь много писали и говорили. Писали, естественно плохое, говорили..ну, смотря кто говорил. Общественное мнение прямо указывало, что это бл.., ой, проституция, всех в кутузку, падение нравов и т.п. Хиппи расплодились, всех стричь, сажать и на принудительные работы. Хиппи и не называли себя так, это была Система, это была Свобода. От закоснелой общепринятости. От стандартной одежды, от узких мыслей или бессмыслицы, от толпы, от одиночества. Ибо одиночество больше всего проявляется именно в толпе. Свободная любовь просто означала естественность, а не оргии, которые ей приписывались. Вполне естественно, что человек волен выбирать где жить, с кем и как. Для этого не нужны штампы, договоры, свидетели. Не нужны кланы и касты, положение в обществе и то самое пресловутое общественное мнение. Надо взять две души, а уж дальше они сами сольются. Естественно, если обе этого хотят. Что может быть проще? Система вообще была простой и функциональной. То, что общество называло вызовом, просто было удобными вещами. Хайратник поддерживал волосы, ксивник служил сумочкой для документов, а фенечки хранилищем ощущений от встреч и, заодно, оберегом. Ничего лишнего, ничего наносного.
-Ладно, встаем. У меня сегодня дел куча. Да, ты спишь в позе эмбриона,- поведала Лиана и встала. Описывать не буду, одно скажу- наблюдать за женщиной- это сказка, за утренней- волшебство, а еще и симпатичной…ну, вы меня поняли. А эта самая утренняя, симпатичная совершенно спокойно встала, положила тетрадку, пошла за шкаф и появилась оттуда с чаем. Есть в этом доме нормальные? Которые утром одеваются, приводят себя в порядок, прикрываются хотя бы. М-да, нет, не было и надеяться на будущее глупо. Но самое интересное, что во всех этих видах и действиях не было ничего сексуального. Нет, не так. Не было пошлости. Этим всем хотелось любоваться, плыть в потоке ощущений. Чай я, конечно, пролил.
6
Я начал вползать в реальность от позвякивания чем-то обо что-то из-за шкафа. Но глаза не открыл. А-а-а-а, вот я дурацкий дурак! Я ж не сказал где все происходит. Вы же в комнате не ориентируетесь. А в ней можно и заблудиться. Так, вот.
Комната.
Входим. перед вами вагон поезда- длинный, целых шесть метров. Шириной два с половиной, но высотой гораздо больше вагона- четыре с половиной метра. Для чего такие метрические подробности? Чтобы ощутили объем жизни. Сразу у входа слева колонка- печка. Внее можно было курить или сжигать ненужные бумаги. Она была вполне рабочая. Справа был закуток, отделенный шкафой от остальной комнаты. О шкафе чуть позже и отдельно, он этого достоин. В закутке длинный кухонный пенал, холодильник. Потом начиналась сама комната. Стол, диван, комод. Все старое, дубовое. Окно высотой два с половиной метра, широкий подоконник, на нем клетка с Бананкой. Бананка- это бурундук. Полное имя- ХорошоловитсярыбкаБананка. Мыть такое окно было нелегко, поэтому оно было цвета питерского неба- свинцово-серым. Да и рассматривать в него особенно нечего. Оно выходило во двор и метрах в четырех стоял дом, с таким же грязным окном. Так, вот о шкафе. Он был куплен в комиссионке. Старый, дубовый, огромный. Два метра шириной и три высотой, глубину не помню. Но спать там было можно свободно. Что периодически и делали засидевшиеся гости. Дом, а не шкаф.
Дом- понятие, вмещающее в себя у одного весь мир, у другого кресло и книжку, у третьего семейные обеды, а кто-то “живет” в Hotel California. Дом- это место, где человек снимает с себя всю защиту, передает ее во вне- стенам дома. Где можно не бояться нападений. Дом- это место, где человек отдыхает. Он может раскрыться. Закройте глаза, попробуйте расслабиться, представить уют и спокойствие дома… и оживают образы, понятие-ДОМ трансформируется в конкретных людей, животных, проявляется в виде вещи или статической картины. Дом- это не место, а ощущение, а потому, хоть на какое-то время, шкаф переставал быть шкафом и становился домом.
С закрытыми глазами всегда хорошо думается. Правда и тайн больше. В спину дышало уютное тепло и касалось что-то мягкое. Ощущение от этого было детско-щенячьим и спокойно-добрым. Самоощущение говорило, что я еще жив, хотя и несколько разболтан в здоровье. Глаза надо было открывать. Я осторожно повернул голову, пытаясь заглянуть за спину и выяснить причину теплоты и уюта. Там лежала Лиана. В руках была та самая тетрадка. Волосы раскиданы как у медузы Горгоны, но не устрашающе. Наоборот, эдаким нимбом. Она прижималась ко мне и спала. Вы когда-нибудь видели спящую женщину? Да еще полуобнаженную? Хотя, может и не полу, остальное скрывало одеяло. Умиротвореннее может быть, пожалуй только спящий ребенок. Мужчины так не спят. Уверен. Почти…ибо никогда не наблюдал за спящим мужчиной, тем более в неглиже. Я чуть повернулся, диван заскрипел и из-за шкафа выглянул Шура.
4
Утро, день и дальше…
Я никогда сразу не открываю глаза после сна. Это сложно, это граница, которую надо перейти. А граница, это состыковка двух миров. И вольются они друг в друга или нет- бабушка надвое сказала. А потому я лежал, уже вышедший из сна, но не вошедший в утро. Да и торопиться было некуда. Я выходной. Ушла ли гостья или нет пока было непонятно. А если не ушла? Да и с соседями еще предстоял разговор по поводу ночных хождений. Глаза открылись сами. Вдруг. От прикосновения тепла и мягкости. -Чай будешь? Кофе я у тебя не нашла. Ничего, что я в твоей рубашке? Не могла же я спать без пижамы, а ты уснул сразу, вот я и без спроса. Ты чай-то пей. Хочешь я пока тебе из той тетрадки почитаю? Я пол-ночи ее листала. А ты уютно спишь. И не дав мне ответить, раскрыла тетрадь.
«Ему снилось лазурное, сверкающее небо с низкими белыми облаками. Заснеженные холмы внизу, над которыми он пролетал, нежась в теплых лучах заходящего солнца. В нем плескалось ощущение бесконечности мира, океана жизни, в котором он был каплей. Но каплей, в которой тоже что-то живет и общается с остальными.»
-Кстати, ты капаешь чаем на одеяло. А у тебя интересные соседи. И, увидев мой испуганно-изумленный взгляд, поспешила успокоить:-Мы тут поговорили пока я чайник кипятила. Я объяснила, что ночной приход был просто необходим для выявления культурного слоя и построения планов жизни отдельно взятой части советского общества. По-моему, они приняли это с воодушевлением. Только одна как-то хитро смотрела. Как же ее…, а, Рина. Рина была Екатериной. Отчества я не помнил, да и звали ее все Рина. Она была когда-то актрисой. Выходила она в основном по вечерам. Утром только для того, чтобы вскипятить чайник. Держалась ровно, строго. Панибратства не позволяла. Обитатели квартиры для нее были мухи и муравьи. Мух можно бить, муравьи пусть ползают. Я не входил ни в одну категорию, видимо из-за того, что когда-то работал в театре и это было пропуском в доверие. Со мной она всегда говорила нормально и даже шепотом, тогда как с остальными она играла одной ей известную роль. Делала вид, что не слышит, когда ей вменяли в вину ее ночные хождения по кухне. Кстати и этим мы были близки. Мы готовили и ели ночью. Злые языки говорили, что ночью она кладет вату в суп, кидает в сковородки мух и чуть ли не подкармливает крыс. Точно не знаю, но не уверен, что она делала это. Хотя… Из мух и муравьев стоило отметить уже упомянутого соседа на протезе. Его мать, которую он обвинял во всех своих бедах и в запое кидался в нее вилками. Дальше была комната двух сестер-староверок. Они передвигались по квартире только вместе. Всегда в черном. Эдакие вороны. Еще жила развеселая Тоня, недавно вышедшая замуж за прибывшего из Азербайджана и тут же родившая ему не его ребенка. Коронным номером Тони был крик перед кормлением: -Не ори, дай насисьник снять! Титьку всем хочется. Тоня, в отличии от новоиспеченного мужа, в Ленинграде жила давно и даже успела перетянуть из деревни свою мать. Тоня была окультуренная и слово насисьник для нее было интеллигентным, в то время как бюстгальтер она считала непонятным и неприличным. Как звали ее мужа я не помню. Парень был простой, славный и боялся большого города, о чем как-то поведал мне на кухне:-Много людей, много домов, много машин. Все бежит и громадное. Поэтому работал он по ночам водителем хлебной машины. Развозил свежий хлеб и булки в магазины и от него вкусно пахло сдобой. Мама Тони вообще не могла понять куда и зачем ее привезли и ее любимая тема была рынок. Зачем покупать то, что можно вырастить самим? Были и еще жители. Шутка ли- одиннадцать комнат. Правда одна была нежилая, в ней все хранили свои вещи и тайно мечтали ее заполучить. Так вот Лиана ухитрилась сразу же найти общий язык со всей разнородной массой. Но на данный момент меня больше интересовало одно- она тут надолго?
она не хотела смотреть в его сторону. вернее, специально смотрела в другую, хотя ловила себя на мысли, что хочется повернуть голову, вдохнуть аромат кофе, бросить взгляд, закрыть глаза и раствориться. последнего уж очень хотелось, а, потому, пугало сильнее. она зажмурила глаза, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом. но это не помогло. как сон появились красочные эмоции и желания, они проходили мимо и манили. сжав пальцы в кулаки она боролась с собой. музыка заглушила шаги подошедшего. она услышала, когда он был совсем близко. испугавшись, что ее застали в расплох, она хотела открыть глаза, но не успела, почувствовав на губах его поцелуй. пальцы разжались. глаза она так и не открыла…
3
Вдвоем.
-А можно мне еще вина? Нам целую бутылку оставили,- она протянула стакан, что само по себе было странно. Обычно при сборищах каждый наливал сам себе по желанию и возможности. Никто ж не знает сколько ты хочешь, а так самостоятельность. Хотя никто не знает и своей дозы, обычно грань легко переступается. Я плеснул полстакана какой-то странной красной жидкости, которую надо пить исключительно залпом и зажав нос, ибо букета там никогда не было. Лиана отпила чуть-чуть, как-будто смакуя, и пригубила опять. -Твое?,- спросила она, кивнув на тетрадку. -Нет,дали почитать,- не в даваясь в подробности сказал я. -Странно, я была уверена, что твое, Он и ты похожи. Откуда она могла знать похожи мы или нет, если и виделись-то мы впервые. Ну, да всякие заявления бывали в компаниях, я не удивлялся. Пусть думает, что похожи. -Ты ложись, устал же, а я, если тебе не мешает, еще почитаю. Если оставишь мне место тут с краю, буду признательна. Я лег к стене и провалился.
Сон.
Ему снилось лазурное, сверкающее небо с низкими белыми облаками. Заснеженные холмы внизу, над которыми он пролетал, нежась в теплых лучах заходящего солнца. В нем плескалось ощущение бесконечности мира, океана жизни, в котором он был каплей. Но каплей, в которой тоже что-то живет и общается с остальными. Ему снилась нежность. Видимые сны были и до этого. Цветные и черно-белые. Со вспышками цветов, как в испорченном телевизоре. Музыкальные, триллеры, мелодраматические, мыльные, со стерео звуком и как «великий немой» — все это было. Ощущения снились ему впервые. Это был сон прикосновений и голоса, мягкого полета и безмолвия, бесконечности и физической реальности происходящего. Сколько это длилось?, он не знал. Сколько длится поток тепла и света в ветреную погоду, когда по небу бегут облака, то открывая, то заслоняя солнце. Меж двух облаков, поток теплой нежности усмиряет стылый ветер, и каждый росток, распрямляясь торопится получить жизненную силу. Лучи света прогоняют тень, и она, заметавшись, прячется под кронами непреклонных деревьев, откуда ветер будет разносить ее по всему миру. А пока… Это было вдруг, без подготовки, внезапная потеря сознания, но не ощущения. Прыжок в мягкую бездну. Обволакивающее падение или полет, то ли со скоростью света, то ли парение в волнах тепла. Но света не было и нельзя было понять что это. Ему снилась нежность.
2
Звонок телефона в конце коридора коммуналки ночью подбрасывает с дивана. Звонить в это время могут только мне. Я бегу, уже слыша недовольный шепот соседей из своих комнат. -Мы тут рядом, зайти можно?,- слышу в трубке голоса друзей. Ну, можно, конечно, куда я денусь. И я иду к дверям, чтобы заранее услышать шаги и опередить звонок. Пять человек вваливаются в квартиру. Я цыкаю на них, хотя все и так знают, что коммуналка, что соседи и что бить будут меня, но сдерживать смех и разговоры, даже по длинному пути до комнаты не могут. И я готовлюсь морально к утренней экзекуции. Теперь два слова о квартире, чтобы иметь представление о происходящем. Не уходите, реклама будет не долгой.
Коммуналка.
Сейчас уже мало кто знает на собственном опыте что такое коммуналка- коммунальная квартира. Два слова об истории этого чисто советского явления. Коммуналка- это жизнь коммуной. В идеале, это коммунальный дом, такие тоже были на заре советской власти, т.е. огромное количество комнат с общей кухней, ванной и туалетом. В очень редких случаях туалетов и кухонь было две. Но дома строить дороже, чем отнятые у «бар» и «проклятых капиталистов» квартиры превратить в коммуналки. Там и делать ничего не надо, все готово. Потом, когда появились дома с 2-х, 3-х комнатными квартирами и там ухитрялись сделать коммуналки. Но это были уже не те, так, жалкое подобие , подражание классике. Итак, я жил в коммуналке. Квартира была в доме номер два по улице Восстания. Почему я так точно называю адрес? Близость Невского проспекта, Московского вокзала и метро накладывали свой отпечаток на парадную и обитателей квартиры. Дом принадлежал компании Зингер, заходя в парадное вы сразу видели кафельную плитку с эмблемой. В парадной было пять квартир, на каждом этаже по одной. А разве бывает больше в приличных домах? Сколько раз переделывалось жилище вряд кто помнил, тем более его обитатели. В основном это был рабочий люд, приехавший когда-то в Ленинград из деревень, трудившийся на фабриках и заводах. Они в городе-то плохо ориентировались, не то, что в его истории. Прямо от входа шел коридор. В купейном вагоне поезда ездили? Ну, вот, может чуточку пошире, но длина практически такая же. Только в вагоне купе с одной стороны, а тут комнаты были с двух. Коридор упирался в ванную, там же в конце была дверь в туалет и на кухню. Свет в туалете был такой, что результат жизнедеятельности был не распознаваем. Приходилось только догадываться зачем сюда пришел. Зато там было окно, выходящее на кухню. Окно было прикрыто листом ватмана с какие-то чертежами, явно с секретными разработками тачанки, но даже Джеймс Бонд об этом не догадывался, а потому лист стыдливо прикрывал границу двух миров. (продолжение следует)
Спасибо, что остались. Итак в комнате расселись кто где. Два пакета с чем-то звенящим были поставлены на пол. -Стаканы давай,- скомандовал Алик. Он еще учился на юриста, но командовать уже умел неплохо, оставалось только подчиняться или делать вид. Делать вид- одно из главных занятий того времени. Вид делали все. Что работают. что строят коммунизм, что всем довольны и т.д. На самом деле жизнь шла параллельно и зачастую по ночам. -А стаканов-то и нет,- ответсвовал я, -в прошлый раз, когда на пленер выезжали, там и оставили. А чашек на всех не хватит. Чистых, -уточнил я. -Какие проблемы? Пойдем сходим за стаканами. Тут еще коментарий для непосвященных. О ту пору на улицах были автоматы с газированной водой. 1 копейка- без сиропа, 3 копейки с сиропом. Опускаешь, льется, пьешь. Каждый день в них подвозились стаканы. Настоящие, граненые. Делалось это поздним вечером или ночью. Сверху на автомате стояли еще упакованные. Я не призываю брать общественное добро, но что было- то было. Мы пошли за стаканами. Вернее, пошел я- они ж только что с улицы, значит моя очередь. По пришествии я увидел, что Алик стоит с соседом в коридоре и ведет умную беседу о жизни. Сосед был запойный, инвалид без ноги. Носил протез и внем водились клопы. Потому был зол на всех и все, но Алика уважал, видимо за близость к закону. Кстати, я не представил остальных. Алена- подруга Алика. Коля, ну, просто Коля, элита, как сейчас сказали бы. Он жил с видом на Дворцовую площадь- работал дворником и ведомственная комната, выделенная ему в полуподвале имела решетчатые окна с видом на Зимний. Какая-то его очередная подруга, с которой я был не знаком. И пятая- девушка. Больше я о ней ничего не знал, но успел отметить, что существо обаятельное. Видимо чья-то подруга подруги кого-то. Неясность убрал Коля,-Лиана. Андрей. Мы были представлены. Лиана взглянула меня и опустила глаза, в руках у нее была та терадка. Я хотел что-то сказать, но меня отвлекли. И потекло. В тех двух пакетах были бутылки. В одном пустые- народ приехал на эелектричке из-за города, где ел шашлыки под сухое вино, а бутылки не выбрасывались. Зачем кидать то, что можно было сдать в приемный пункт? Во втором- полные. Откуда они появились непонятно. Вино-водочные прекращали продавать в семь вечера. Но «достать» можно было все. Но об это как-нибудь потом. В общем, потекло. Вино, беседа, музыка… Вкратце по каждому пункту.
Вино.
Покупалось сухое и портвейн. Водка редко- дорого и невкусно.
Беседа.
Я уже упоминал о темах. Могу только расширить. Серебряный век, древнерусская культура, модерн, музыка, йога…только не политике. А что было о ней гооврить? За нас говорили с утра до вечера телевидение, газеты и радио. Все равно все шло мимо.
Музыка.
Понятие попсы не было. Все называлось советской эстрадой. Но у многих были магнитофоны, еще были пластинки, а еще были места, где можно купить фирменные пласты, привезенные из-за границы. Было что слушать и обсуждать.
Вы опять не ушли? Крепкий народец. Ну, терпите. Скоро все, вернее, почти все разбегутся, и я сделаю перерыв. А, вот, кстати все и собираются. Сейчас вернусь, секунду, Алик зовет пошептаться. Алик отозвал меня в другой конец комнаты за шкаф, ибо шептаться при всех неприлично и молвил,-Слушай, Лиане на Литейный идти, может оставишь? Я всегда плохо умел говорить «нет». И четверка уползла в ночь. Лиана сидела так же на диване и держала тетрадку. Ту тетрадку.
1
Предистория.
У меня всегда были и есть друзья-знакомые из богемы. Только не из той, которая сейчас, а из старой, которая работала дворниками, вахтерами, сторожами, истопниками. А в свободное от работы время, где-нибудь в дворницкой или на чердаке писала, пела, сочиняла. Пройдя несколько подворотен старого Питера, стукнув условным знаком в окошко, можно было попасть в совершенно другой мир. Мир с пахнущий красками, холстами, глиной, мир звуков рвущихся струн и сердец. Я не помню зачем я зашел к Шуре. Маленького роста, юркий, он занимался карате. Тогда это было равносильно уголовщине. У Шуры было любимое развлечение для тренировки тела и реакции- увертываться от шариков вылетающих из детского пистолета. Тогда еще моя цистерна не до конца опустела и голова была не в себе, а зашел то ли рупь занять, то ли просто. В общем, Шура меня поставил к стенке и начал гонять до седьмого пота шариками. А потом мы с ним пили чай с каким-то особенным медом и вопрос о магазине за ещём отпал. Голова вернулась. Мы посидели, потрепались о высшем разуме, о Чайке, о Стругацких. Пора было и сваливать. Нет пьянки и разговоров- нечего и сидеть мешать. Я подошел к низкому зарешетчатому окошку, посмотреть нет ли дождя и покурить в форточку. на подоконнике лежала тетрадь. Девяносто шесть листов в потрепанном дерматине. Я раскрыл, думая, что там хранятся какие-то новые распечатки Стругацких или лекции Варвары Михайловны Ивановой. Машинописных листов не было. На листах был вполне разбираемый почерк. Где абзац, где вся страница, где несколько листов. Я спросил у Шуры:-Пишешь? -Нет,-сказал он. Я въехал в дворницкую, тетрадка уже здесь лежала. Я и оставил, мало ли забыл кто. Почитай. Есть знакомые ощущения и послевкусия. Я взял тетрадку, показал прощальное V и пошел домой.
Тетрадь.
Вечером, перед сном, лежа с печеньем и конфетами, я открыл тетрадь. На первой странице был всего один абзац.
Он был так же одинок… Он был одинок внутри себя. Вокруг были любящие его и любимые им люди- жена, дети, друзья. Но одиночество внутри вдруг прорывалось пронзительно, как звук гитары Сантаны. Он улыбался, не показывая, что внутри. Да и, на самом деле, был счастлив…и все же, внутри… Еще мучительнее было то, что Он не мог рассказать об этом никому. Вешать непонятной тяжести груз на постороннего Он не мог. Рассказать близким, значило причинить им боль. Он так и жил с пронизывающей музыкой внутри и одновременным счастьем.
Дальше страница была пуста.